> склад.

Приподняться, углядеть смытые украшения, дорога, trap-trap уноси мозги. Верхней надобностью, прекращая ощущать реанимацию, вздрагивая глотая воздушный винтиль. Бедность здравомыслия, отворачиваясь от здравомыслия. Проникновенно мягкое лицо повернуто ветру, не надо большего, не надо, одно слово зависает, задерживается, угасает в уме, как несостоятельная мысль, штанга, штанга, гаммы перекрывают проток артерий. Аннет следует следом, дышит в узкий шаг мамочки, фыркает в земле, ядра дотянулись до нее, она под дождем, то существо, которое по самой логике исключает жалость. Ты слегка насторожено косишься на нее, просматривая слабые узлы плеч за мамочкиной спиной, бровями вниз, угрюмое сходство. Она выпрямляет взгляд карих глаз, засвечивается в бело-коричневом переливе, майки, кружки, распродажа, дешевле всего почка за стойкой, в коктейль. Выпить молочного застоя, деревянно свешивая язык, подкосившись под разговор. Ты посмеешься к себе.
-Быть может… Веришь в бога?
Не ласковыми голосами звенят в колоколах, шаги мятные, мято подвывернутый хвост леской-указателем, туда-сюда, в стройно привычном пути. Не хватка изменений мирной суеты, сталкиваясь с путями, держа ее полу теплую руку в своей мелкой ладони, Грета и ее брат пошли за сладким. Страной чудес, раз, два без головы берут с собой кота, улыбается его часть рта, хмурое небо, никакой производной красной политики. Повешены расстрелы до утра, с обеда, ее голод манит, отвлекает.
Чисто живая потребность, на которой, ты стоишь с картой на карту, не испытывая должным образом не ресурсов, не болей, не пробитых каблуков, не желаний в остановке окрашивания ягод в желто-зеленый. Глаза сужаются в похмелье дождевой плошки, маячат бледно синие капли, прозрачным осадком ложась на выглаженную шкуру. Уши вздрогнут от картонных колебаний, улавливая слабое дыхание сзади, слыша, как нос мамочки втягивает воздух, как выпускает. Она дышит приятно. Аннет за ней невидимостью по залам, влачит сломанную лапу, кровавый прорез, сладко пеленает язык во вкус.
Яркие шары глаз видят небо, здания, не украв моментальной проекции, временное правосудие, дождь под ноги, камни пляшут с других сторон. Не видеть, не стоит обращать внимания, окучивая определенные дистанции. Свой голос пропадает в проекции минут назад. Возобновляя для себя чуму, пир, пир, пир на славу. Мертвый darling queen, не слез, радости могильных улыбок, портреты, ее фотография. Века, стойкие косметические увязки. Выпрямляя спину, она шагала бы по трапу снова. Мамочка с серой властью, с серой шерстью, частично туча, частично собака, бредет сзади, пальцами улавливая притяжение змеявидности с видным порталом бесед. Утончено поправляя крылья чайкам. Сладко, горько, кисло, выбирай в чайных подносах, черно-белая форма. Сформировывай предложения, вынь тишину, раздели ее пилочкой для ногтей, скользко на полах.
Диваны пасти открывают, дыры иголок, булавки кафтанов. Заедая свежим мясным рулетом, свиньи крики со дворов. Интеллект, высшая раса, пожирают плотности атмосферы, боги высшего качества, дьяволы в белом платье, красно-синие глаза, зеленые зрачки, линии черных палочек.
Мороженое, фарфор, идя дальше, дальше, мимо, проводя с воображением большое количество времени.
Тогда Аннет пропадает, оставляя степь неузнанных следов. Запах корицы, твой запах, запасной сон ее раздел, увиденное. Уже не вздрагивая, когда бы она появлялась вновь, втирая лак для ногтей в фиолетовую шерсть, гладя против плоти ножи, вилки, пряжка серебром прячется за углом. Деньги, кошельки, собирайтесь райское сожжение.
Ведьма сожжена. Виолончель лает на слух. Прямо и по нотам. Затаив свой вопрос. Ты останавливаешь отстраняясь, в бок, садясь на сгусток материала, скрестив локти положив на них подбородок, ногой на колено, перевешивая качанье беззаботно из стороны в сторону. Улыбаясь мягко. Расправляя ладонь в жесте, вокруг всего, приглашение. Ты сидишь, смотря на мамочку, мягко, старинно. Серо-бледное пятно, в глазах царит цвет ярких лучей. Безвозвратно угнанная партия.

‘Hex me told her
I dreamt of a devil that knew her
Pale white skin with strawberry gashes all over all over.’

Отдалено, но киваешь. Уходящий взгляд в ее строение, рубцы, там-сям, сломанный язык, цоканье тикающего шороха. Танцы, с острыми клыками, примечая лисьи норы, за хвосты, вытаскивая за волосы, крючковатые носы. Они как Аннет, она сидит рядом с тобой, холод о холод, трется, ничего особого. Ваши пусто яркие глаза прикованы с серой собакой, щепетильно ее движения, резкие, хватка за лисьей хвост. Сопутствуя, притворяясь рыжей лисой, ты аккуратно ступишь на землю, притяжение против земли, броском поднятых над грязью пальцев, вниз, глухой толчок по воздуху в безделье. Улыбаясь угловато, идя медленно, кости трутся рядом, Аннет замрет сопенье стихнет, наблюдает за взаимодействием, охотничьи собаки, глупые лисы, кровь, шмяк-шмяк плечи отдельно.
В хитрый устрой, улыбка показывает зубы, лицом в тени, замирает без цвета, обволакивая черным контрастом. Летнее время, исход, жалят, подсчеты тянутся ладонью по половицам, тише, тише, ищут. Смазанным опознанием, продвигаясь ближе к длинным изгибам пасти лисицы, застывая в дюйме от тепло-рваного дыхания на своей короной фазе, позиция, звон ружья, палят, палят, попадают, дельфины не тонут, взорами на квадрат. Бусинки, игрой в бисер, имбирь с сушками, трудноватый выбор, несвежего металлического вздора. Аннет уже с пределом, говорит, отойти, мелкая мозговая амнистия, кусает ногти, зерна в блюдце. Выбираются с солдатами, снимая лица с сердца, пустой гулкий раздор. Придвигаясь ближе, зацепив ладонью мягкий подбородок подняв на себя слегка, шерстяные часики. Хихиканье,  love, обстрел,  love god, сцепившись в незримом отдергивание. Оплетаясь в тине, ко дну. Привет в нагой дом.
-Зачем именно бог?
Низкий уровень, убирая костлявую руку, отходя назад, облегчение Аннет, свернутые руки, тянет за шею, прочь, прочь. Ножницы ночного времени, свет ночных уличных проспектов, оглядываясь с презрительными нотами ее рыжих волос, лисицы свились в норы, серо-раздавленные ночуют с кругом, колбаса из их ушей, копченные физические величины, смолкнут ненадолго, не вспомнив теорем. Свет, бегло ознакомившись в доброжелательности, обманчиво потерянное гнездо.
Искоса она исчезает в сквере, оставаясь, уходя, брызги, брызги, забирают колеса, путь-дорога, ум-разум, одинаковый пролог. Подложили плитку, обстроили десять этажей, внизу или вверху, взгляд мамочки поблек, вера в неверие, нервозность, хотелось ей бежать бежала, фырканье с другой стороны не от тебя, поворачивая голову лениво, Аннет сидит и не двинется до сих пор. Сука, мелкое заработанное слово, мрачнее, тише смех. Отходя по дороге по кругам.
Серебряная пружка маниакально блестит, поминки на нож, пырнуть, деньги, бумажник, улицы в грязи. Стрельба, беги, лиса.
Земляника дай обожания. Волшебная карма дай действия, дальше.
Не образумилось, без головы, без ума от одной вещи водящей в заблуждение. Никакой твердой философии. Веришь в бога мамочка, веришь в лесть, в почесть, в смерть, веришь в звериную жадность, счастье, счастье, будь злом.
Счастье.
Радостно прихватив чемодан на третий поезд, отвезет в новый город, со знакомым названием, один и другой финал, отличие в название в актерских навыках. Падай вниз, подайся на работу без вещей, Аннет ценит шутки, смеется бездной, дырка в голове, по горлу новшеством, кровь, везде, всегда. Пресмыкающиеся глаза поднимутся в безликий, в цемент, язык-дорога глотай никотин. Довольный, хороший, милый, лучше, лучше всех.
Взаимозаменяемые представления. Убраться в комнате если тебя хотят к этому, комната желтая, солнце небосклон, рисуют дети, гадость, мамочка не любит вранья к себе, не принуждая себя в магазинной фантазии. Унеси с песнями в туалет все содержимое, помирать с музыкой, без музыки, лиса в канаве, тело резинкой, пружина мертвой стычки.
Аннет перекликается с голубями, девочка-дура, мелочный прогресс. Приставучие, навязчивое стремление. Говоря не говоря, ты смеешься ближе к углу, спиной к стене лениво. Посмеиваясь время от времени, опухшими от смеха глазами на мамочку, любовно-смертельное стремление, бам-бам стрелки кнопками. Океан свержения. Короли, королевы шейте трон, идут передвижения. Забавный факт из сказочного знака вопроса.
Есть бог, есть идеалы. Бог-идеал, фюрер, черноволосый, с пистолетом, свастика, бедный твой фюрер ушел в отъезд. Не вернутся, не дожидаясь, проснись не трона, не фюрера, не комнаты, не пуль, числовое сочетание 22, падение, кисло-сладкое содержимое. Настой в приближение, горный хребет, ребра, мамочка глотает продукт, не ощущая, не принимая. Нет восприятия. Мягкое предостережение. Аннет держит расстояние, ты занят мамочкой, Аннет сидит с твоими глазами в ее власти, одинаковая точка просмотра. Одинаково.
Миллиард счастья, своенравие, не проснутся. Не стоит. Никаких облаков в смерти. Идея в смерти, Herr Doctor в смерти, сладко ногтем к губе, прикусив его задумчиво, легкомысленно летая в потемках.
Кораблик тонет. Мамочка принимает новое движение. Носки в полоску. Ты болтаешь ногами, упираясь пальцами в действительность. Черепушки, детки наркоманы, иголочка вылечи меня.

Краски. Капели. Краски. Краски.
-Во сне и смерть приятней.
Воздушная улыбка, пробираясь в своей не охраняемой зоне, ты придумываешь финальный бросок. Голосом бархатом, воодушевлено, горластые птицы дело их пения, никакой ложью не смочится день, однако, врать становится легче, когда мозг подготовленный, попадается раз, два в жизни. Врать приятней, делая свой сущей псевдоним яркой, пестрой метафорой, завораживаясь на небо, на солнечный бред носит курагу с принятым примятым крылом.
Крыло. Ты отрицательно качаешь головой, неостроумный диагноз.
Треугольный приспособленный проект. Аннет рассмеется.
Ты вскакиваешь со своего места, делая поворот с бережным «па», по ушам, в ушах жалобный гам. Не законченное произведение. Ты бежишь, на короткое расстояние, мягкая поступь, неслышно подкараулив сон в черной девочке. Хихиканье.
Ты прыгаешь ей на спину, придавливая к земле. Краткое падение. Пальцами вцепившись в ее тонкие плечи, рамки продвижения. Стук мяса об асфальт. Сыплются пилюли, наглядный пример мировоззрений. Ты смеешься, прикрывая глаза, кистью отрываясь в воздух, падая на бок, рядом с ней. Земляной подлог, дольше жить, усматривать особо болезненное сходство со своим истинным правом. Кости пробираются с мелким выводом. Будь мной, иногда, подпишем ‘by’ в конце.
Хихиканье хаотично, оно сломлено, поднято, радостно беззаботно, ты отделяешь ручное приспособление, вскакивая. Посмотрев мельком на серую массивную особу внизу, вниз, бьется ритм, убийственно сладко, запить бесцветной водой.
Голос встретился, Аннет смеется, грустный, притворный смех, сахарная смесь, ты подергиваешь реальностью, за шторки. Уличное лицо.
Толпятся, ты смеешься, рывок вперед, скачок, вперед. Однообразный рефлекс. Аккуратно, миловидный эффект. В воздух приложениям, бережно шатаясь по камням, «зебра» по белым, по белым, не касаясь серого, как отравы, последний час, путь на дорожку. Сядь. Письмо рукой кривого происхождения, Аннет берет тебя под руку, ведет вперед, ты не обернешься, секунда, поворачиваешься, скрип мертвой бледной руки, что держит тебя. Ты стоишь на месте, приподнявшись на носочках от твердой поверхности, шершаво. Звенят колокольчики, цветы на поминках, красиво.
-Вставайте, богу все ровно, снитесь.
Ты отворачиваешься, продолжая  с беспечным ангелом по тротуару, ангельское чадо. Сдохни. Зеленые глаза наклоны к тебе, нежное, заплаканное лицо, плачут ангельские игрушки, отрубая перья. Она имела пару до вечери, она имела ложный слух, капнули на фортепьяно, играют с огнями. Зажигалка потерянный лимонный соус, сигареты забыты в отелях. Подоконники, кресла, бледная рука безвластии, касание, призрачно, не видя, домовой с метлой. Не приставание, ангел не обретает множества власти из мира. Мамочка сидит, подавая свое тело вперед, гнев, ярость, безразличие, покажет зубы, ухмылка-улыбка, буйно.
Сны. Снись.
Чертов ангел не пропадает надолго, изгнать, бес сна.
Такт, сгинула, однако рассмеялась. Противно.
Тягучей срыв, ведомый напролом, одиночный проблеск. Узко. Затянутый.
Бандитская чаща. Изменений неожидаемых, кукольные ноги, шагают, шагают, хоровод забирается в кожу.
Остановитесь, стоп, проход, игральная кость, перечисление не приносящие пользы, чтение в чтиве. Боги, боги, боги, боги, боги. Прием. Пропуск. Помеха. Боги, боги, боги.
Смертоносное влечение, валет и дама, король с ножом под плащом, не драма, цикл.
Обернув профиль.
-Вставай, вставай, вставай sweetheart. Не сможешь спать.
Колючие черты рта.
Спасите прах. Там, он хранится долгое время, перерыв, головой в часы, окунувшись, аквариум, рыбки заплывают в желудок, живые, плавниками выгребают геноцид. Правильный овал, рисование с урбанизацией, так рисует мамочка, ее любимые серые, отчетливые краски, небо, траву окрасит в гарь.
-…Как же ты спать не сможешь, вставай, вставай.
Пронзительный слух. Продвигаясь в туннель, падает в платье клеше, клещи вцепляются в белокурые волосы. Прикрывая глаза, шаг за шагом, легко, ветер шарит по коленям, вьется, дышит, ударяясь о деревья, листья, солнце проклинает тучи, западня, вниз, вниз.
Станцуй напоследок. На дорожку. Вздрагивая, останавливаясь, полоской эфира в голубых глазах, селится красный цвет. Сузив вид. Щелками цвета. Улыбаясь. Пусто, пустое, настолько безнадежный исход. Спиной к ее лицу. Покачнувшись назад. Смешок.
-Вставай sweetheart. Пора уже.
Повернув к ней голову через плечо. Ласковый взгляд лица.
-Дьявол любит танцевать.

Реплика, ты посмеешься, шутка от штучки сарказма.
Ты приподнимешь голову на нее, оголодавшая улыбка станет шире.
-Ох-ох, sweetheart, вы побледнели.
Резко-заносчивый смех с губ, откидывая голову назад, выбивая чугун. Смолой разносится по уличной цепочке. Ты прядешься с циркулярной пилой, влево, вправо, голод, озноб ее поведений, чихание, на которое у тебя подтверждение теории. Теорема едко складывается домиком, ботинки стучат о ропот, топ-топ по головам идет косой вырез.
Ты пошатнешься со шнурованным лицом, поближе к ней, выглядывая из-за ее плеч, туда-сюда, заискивающими глазами.
Хитрое хихиканье за спиной.
Оттого получая небольшое податливое благоразумие на минуты. Затишье, милосердные вороны, щупают на грань, хватит, не хватит. Ничего. Не добиваясь должного удела, от каждого слова, ты растешь скучающим. Выбирая шаг назад, озираясь лениво, кости в склепах, берутся, изымаются деликатес тем не менее. Обрезки. Выбранные, скошенные с сезоном в ногу. Язык промелькнет по губам, глаза вспышкой переместятся на пространство. Прогнившие издевательства.
Ты прыгаешь прямо перед ее лицом, нос к носу, улыбаясь широко. Отводя на расстояние, щелкнув пальцами перед ее глазами. Визг восторга, ты отпрыгиваешь на определенный шаг, смеясь со своими замызганными. Держись, прямо, вниз, вниз. Окончательный подвох игры. Достаточный поверхностный повод. Убиты, разбиты. Верхняя губа дернется, радостно, счастье затопленный отдел, вверх, зашкалила.
Живот сверлит в синяках, дяди плохие, не ходит с пропащим светом, черт куда, черт куда. Утрируя, аллегория в ошибке, теряешь ум.
Небесный подвод. Занавеска. Ханджа, не иначе, высматривая в чертах бывшую жертву. Аммиак имения, зубастая каверза, высунув язык в угле на шторм, бывало, пропащий свет ведет на кольцевые скверы. Белый, снежный повод для подлости.
Перья, кошка словила попугая соседей, извините, пропустите, трупик в туалет.
Извините, так сожалея, спуская в туалет, по пальцам бежит струя багровой музыки.
Врубая свой off, погас свет в аудитории, поправляя юбки, штаны, высиживая часы бессмертных. В правильное созвездие. Замолкая. Не слышный. Не застывшей на месте смертный уголовный кодекс, видишь, смотришь, наблюдения остаточный привычный кризис. Кризис. Линейкой по носу, не следует, видеть, четко, носить очки в расцветку плаксивого мальчика, не улыбаясь, улыбаясь, не стиль вожделения. Обычно.
Камни в реку. Серое создание ищет утоление, интересующей, фактический прием, убеждение. По диагонали, физическое явление тенденции. Запомнив одинокий день в уходе, лапы о лапы, сдержано, необразованно поглядывая с тем умирающем светским безразличием, улыбаясь в пол голоса. Убеждаясь, скрученный поворот событий, нет удивлений, нет света, убеждаясь в один раз, на второй сказав о цвете космоса. Пустоголовый доктор отрежет ногу, нарисуют на гипсе дом, мать, отца, расстрелять, из окон винтовки, виноватые всех, вокруг, убить, убить. Смех, тише, тише.
Сладкий, убираясь в свой мирный покой. Пошатнувшись.
Не сказав слов, не упрекая упражнений, напоминание в случайном случае. Не видела, не поняла, не стучит в дверь, выбели дверь, мальчик, девочка, на кроватях, в позах креста, вера на двое. Раскаленное изображение, раскол во-вторых, упражняя реферат, забастовка, плакаты, крест на крест.
Иисус в муравьях, нет божественных изделий, сжигая церковь, огонь в древности. Горят иконы, поклоняясь в ковер, молясь, спасет или нет. Видя идеальность, бог, не пришел, шлюха или звездный дождь, комета желания о себе. Кому-кому, от кого для слоя клееных фотографий. Зарывая журнал под матрас. Еле слышно, нервозным шепотом к себе, молитва, сложив пальцы в молящемся взоре, наверх, на коленях смотря на серое создание.
-Откуси мне голову.
Смеясь, противно, скользко. Задержка рейса. Магнитофон работает по памяти, собаки свисают с привязи, лай, рык, емко затираясь в белоснежном одеяние. Молясь в обожание, на лицо впервые увиденное, стихает смех, улыбаясь широко, равномерно сложив глаза в разностороннем отражение. Впервые увиденное лицо, прямо, разрываясь по швам, нарисуй свастику, под одеялами царит теплый климат, обманчивый сад, ложный. Вино, вином заливая глаза. Слепо-случайно. Схожее сумасшествие, голод оголодавшего воткнется в черную жижу, конфетки, запасной выход, запах водорослей, утопленники часто красивы.
Застывая, щерясь в улыбке. Пальцами друг к другу, ладонь к ладони, молитва. Убийственный подвох, опустив голову вниз в землю. Шепот, шепот, тише, тише кассирша проходит мимо, слепая гадина, пестрая тварь упирается с стеной вровень, князи из грязи. Тарелки, вилки. Ты хихикнешь аллергически.
-Давай поиграем в аристократов.
Направляя вид в глаза, сновиденья, хватая резко руками плечи, подтягивая слегка вниз, смех в лице, не поднимая головы, лихорадочно слегка в бок.

Когда бы ничего не хотелось, вдруг, на спину об асфальт, проткнули, хлынуло. Затмило видимость, сладко, застилает глаза, пули в магазине, шах мат, фишка о квадратики, затемнения, сворачивая руки на сырости, полагаясь, в последствии. Отпусти в мирскую гавань, чудесно, так чудесно здесь.
Измерить обрезки, молча, в поток, уродливое, кромчатое небо, группа крови на рубашке, белое на красном, красное на белом в точности. Бережно кладя новую краску на затхлую древесину. Рукой о плечо, вниз, разбиваются, вороны хрусталя. Обидный, бережный хрусталь, через полу прикрытые глаза. Криво нарисованное сочетание. Открывая рот с трещиной, закрывая не находя особо нужных слов, усматривая жаргон за пределами игрального поля, принимая правильный, зачетный выход. Выбирая жизнь с телкой на передник, с косяком, чудесная, парфюмерная жизнь, в такт, в капли с раковины, забираясь под код. Захваченный врасплох, унизительный юмор, поморщив переносицу, бусинки холодного пота на лбу, гадкий кошмар, капли на глазницы, сокращения. Спасательная операция, заваленный мыслями, улыбаясь легко к себе в темной комнате, не разглядеть фарфора, в бездомности каждой клетки. Лестницы несколько раз меняются в направление. Мокрое, подранное содержание книги, много читая, мало осмысливая, Грегор тоже умер тараканом. О повести, в плачевном пути, Кафкино истощение, уничтожая жизненные силы, по часам не можешь подняться. Тривиальный подлокотник, спасительные работы, зря, без забот. Не страшно не заботится, действительно. Тиканье ручное сердце.
Сказанное, сделанное. Разный переворот, корона в бок, пьяно ища, в потемках не вставая с места, темно-синие небо приковано в неподвижных ярких глазах, плывет себе, под ним перья, перья, убираясь под стол, под кровать, спрятаться от чуждого солнца, испаряясь вампиром в прах, верхней заповедью дымом рассеяно кружить. Распознавание критических фактов, белый, ослепительно врезается в брови, подпалив ресницы спичкой, щадящий круговорот, вперед и назад, с минимум боли, уходя на покойное снотворное. Работоспособностью jack off  jill, сестре письма, нет сестры, в загород, кому-то в неизвестную зону. Нет ответов год, два, три, ржавеет цепочный поводок никто не приходит. Серое создание прыгает над объектом, физическое явление, проявление света, не видя даже определенного спектакля в изображение старой, мудрой актрисы, не припадают со школ, как обманывать, как воровать, как убивать, учат призраков морали. Скитаясь в коридорах, они бесполезны.
Фрак, трубка с табаком, белые перчатки лепятся к коже горла, сжимая, не бьется, замерзшие в вековых проспектах. Приятное, колючие, большое соприкосновение боли, банальный прихоти, воображая, воспринимая несущественные перчатки с ностальгией, не тот предок, не тот сеанс. Замороженное, протягивающие на веревочке зуб. Зубной налет с супом вперемешку, задранные кухонные принадлежности, с видом дикого детеныша, глотая яд с элегантной жадностью.
Кистью в воздух, тухлое, исчерпанное движение, костлявая конечность болтается в смеси.
Подчитать поджоги, лупой на крылья мотыльков, трепетание огненных всплесков, молочные, шерстяные усики дернутся о стекло, мертвый мотылек со сломанным крылом, в банке на смертном одре. Выбрав себе жертвенный алтарь по назначению. К себе журча сладкую мелодию, не слышно, по широким просторам улицы, только к себе, отдай душу, отдай ей свою душу, в снежном острове далеко, жертвами становятся кишки, легкие, почки, резать.
Прорываются из-под снега ‘подснежники’, синие губы, примороженные глаза, острые черты, красивые, одинокие люди.
Изворотливо цвет ее глаз, светло-желтый целует зрение в дреме, дрейфую по скрежету, забываясь, в костях треском, повернув раз, два, не видя не смены окружения, ничего кроме размытого фона, сине-черного неба, оно придавливает, вдалбливая неуклюжую мысль.
Конкретный результат здравоохранения. Занавески кольнут в бок, замирая с ключами по пальцам. Вниз и вниз, раскроенный смешок, каменные приоритеты. Предмет обмороков, вниз, вниз. Там дальше темнее, взывая со сливочным тоном, диван с красными буклетами, вязь с переплетом. Разноцветный перелив, галлюцинация с обрезкой арки, фантики с канализацией, щекой о камень, сопротивление внутренней частности, прискорбный.
Курчавый смешок. Напевая в последнем смехе, смейся, смейся, смейся, твердя дремучими повторами, сигнал против бога.
-…Серая.
Песенка с ребячеством, голос хриплой материи, стоит припомнить. Настроив беглых скобок. Серая. Помнить стоит желания, не их обладателей.

Лежа, выбросив жвачку с подставным отцом, не нужный фактический постельный режим. Тиши. Приходит в дверь, уходит с ножом под рукой, придет ли в гости сегодня, улыбаясь слабо, придет ли.
Безупречный четвертый заклеенный рот.
Ставя радикальную мощность, король космострарс, пластиковая корона, все дела, придворные дамы. Аристократическая родинка на лице незнакомых химиков. Не поднимут из состояния покоя, как зараза, не трогая руками, отрежутся пальцами венки, плащ, ботинки, проход с наблюдательностью, конфетка, громкость громче, слушая, полу глухой страничкой в своей истории. День из солнечного плача, брызги, не обращаясь к иконам, емкости, не снова, без сновидений по лестницам в разрезы. Энциклопедия, отче наш, тишиной колебаний в ушах, закладывает голову в ломбард, не нужное сложение мыслей, не понимая словесных реклам. Беспочвенный метод, ты прикрываешь глаза, сектор времени, открывая их лениво, не находя в себе никаких сил. Гуманность ее гибкости, лепит что угодно, из твердой материи в пар, ты закрываешь глаза, сотрется само собой.
Почести, тост, вверх, не падая в нижней ярус, острый маятник крутится о грудную клетку, ниже, прорезая местное сердечное строение. Синие, красное, любое, два желудочка, мигрень, граммом спиртного осушая горло царапающем светом.
После того как ушел, после того как ушел, никакой дифференты, не очевидности, не мистерии. Обострение в низах стогов сена, промышленность, чайки гудят с переломом, встряхиваясь в предназначение, очевидности, какие очевидности. Вопросом на вопрос. Просматривая кактус с видом нерушимого уверенного порядка, шахматы обтянутые латексом, в преобразование, лучами радиации, цапля сложит одну ногу в трюфель.
Дерьмо.
Бух-бух, бух-бух, раздельно кишки, брызги, брызги, ковер органов. В шутку, сознательно не желая, в бессильном молчание, в положение на лопатках, небо кружится, танец, хоровод, дешевые актеры для ценителей красотой, невежеством.
Покажите сны, большинство причин с нежностью, с досадой, когда ленивость впивается в тебя в момент дольше. Нет контроля, для до свиданья действий, бух-бух ядерное вино противоречиво показывает лужи багрянца. Стоп. Стоки повернуты против спины.
Начинает говорить, клонит в сон. Не отрывая взгляда. Дыхание у уха, слушая в глотке пустой крик.
-Нет.
Вспомогательный редактор, лети все к чертям.
Психокризис субстанции, диктует, пишешь, раз, два. Роем соранчи проносится мимо.
Ой, мимо.

Что.
Муха на зрение, на зрачках, мерцает, шелестя помойными крыльями, обосновано перетирая лапу о лапу, весна.
Притворно сощурив глаза от ложной инфекции, сублимация в словосочетание, ты улыбаешься остро, вставая с тем ехидно-пустым выражением, посмеявшись мельком, выпрямляясь, вставая в горбатую кошачью позу. Язык на секунду вылезет из-за рта, проверяя атмосферу, в безопасность. Черной бомбой, за зубы, молча, соблюдая ее начатые молчаливые сигналы, ты шагаешь за ней, путаным хвостом, посматривая с ее спины на ноги. Походка мышей, пум-пум, тебе хочется говорить ‘ля-ля’, однако, молчание.
Достаточный элемент, ты просто идешь за ней, равняясь с ленивым осмотром вперед, улыбка шире, ты не смотришь в действительности, расплывчато вспомогательные мысли, тупые, потупленные. Давно переставая думать, стороны, влево, вправо, стойко, ратуш.
Головой с ветром, завелся в шерсти, колышет, гладит весеннее, по мягкому, по своему с привычным душным доверием. Ты не морщишься с недавнего времени, весной убийцей в твои заживо погребенные клетки, зима, зима, нет зимы. Ты вздохнешь пост драматично. Трагедия, ансамбль с колпаками с расписной покраской, неприятное влечение на яркие, фонарики, на языке все ‘ля-ля’.
Ложь. Ложь. Бла. Бла. Разгрызть себе уши.
Невинность на раз, три, через скакалку, блины на столе, жевать таблетки в чане, капуста с килой пастой, зубы гниют с каждым словом, выпуская ложь, внимая ложь, а далее, далее чепуха, чепуха, чепуха. Опухоль со смешным синдромом, тебе смешно, ты хихикаешь легко с шмыганьем ухо-горло-носа, отдельный нос, отдельное имя. Ля и бла, единственный подходящий звук, общение на радио волне, кто поймал, тот понял, тот враг-друг, смертник-любовник, кто ушел, тот сделал себе спасенье, губительно, влияя, пагубно с точностью. Маятник все ниже, по пояс в моче, в канаве со своим же дерьмом, блюя радужный сон, эльфики, наркотики, пони, казнь, плаха с руками длиней твоего подвешенного во времена войны повествования. Красивее девы, любая проститутка, осталось найти денег, а жаль стихами кидаться, хочется просрать на сигареты, те не милее, те теплее, чем облапаное тело. Но куда шлюхам до разума. Картинкой старой кочергой, ждать спину. Клещом в дереве, перетерпеть осень, в спину, в волосы, носится с неделю, потом масло, смертельный раскол, выбитая болезнью зубчатая кровь, пухлое тело, в плоском, раздавленном состояние. В том проституткой ласковее, деньги, грязь, объятья, снова канава дерьма, ленью с деньгами подтирая задние выводы, проводка, далее, брать со дна стакана. Пропитая жизнь. Кому шкура, кому нога, а кому могила показала свой знакомый жест.
Тебе куда проще, позвали ты идешь, как будто намотали нитку от белья, врезалась в шею, шрамик-тату, никакой большой разницы. Без клейма по сути одного рода с дворнягой, что позвала, по сути куда более заботясь о убеждение в своей чистоте крови, nazi, nazi, куда понимать тупорылым твой удельный кризис. Мурлыча с новым пустоголовым смешком, бледное хихиканье, подбородок под ним отвисает каждый раз. Не спрашивая куда идут поезда, следуя с серой на расстояния, выбирая ее пути, она идет с обвитой паутиной логикой, порваться, по швам. Не сейчас, может по проще, шагая с хвостом в такт, он ломкой палкой, трется о колени, замирает, зависает, свой двигатель, мотором в мозг, проводки.
Пара оборотов, дабы понимаешь, чего они хотят. Ложь. Бла. Бла. И не выходит врать красиво, не врать, или искажать. Не понимаешь. Ничего ты не понимаешь в том, что они хотят